Между плахой и секирой - Страница 59

— Давайте вопросы голой теории пока оставим в стороне, — строго сказал Смыков, — нам сейчас в бой идти, а вы о принципе причинности… Философский идеализм, и больше ничего. Хотелось бы знать, чем все это конкретно может угрожать нам. Кого следует бояться? Людей, зверей, чудовищ, стихийных бедствий?

— В том-то и состоит сложность нашего нынешнего положения, что ничего предугадать невозможно, — сказал Эрикс. — Нарушение принципов причинности ведет к тому, что объективные события утрачивают связь между собой, а одинаковые причины в одинаковых условиях вызывают самые различные последствия. Вода над огнем не закипает, а превращается в лед. Человек обретает способность летать. Или в его организме вдруг полностью исчезают молекулярные связи. Железо само собой превращается в золото, а пуля летит не по прямой, а по кругу. Можете самостоятельно придумать сколько угодно подобных примеров…

— Емеля, разъезжающий на печи, из той же серии? — Верка хотела пошутить, но ничего не вышло — ватага на веселье была не настроена, а Эрикс не знал, кто такой этот знаменитый Емеля.

Однако, как галантный кавалер и воспитанный человек, он не мог не согласиться с дамой.

— Именно… Кроме того, существуют и другие опасности. Кирквудовский янтарь, действуя то как клин, то как таран, может открыть дверь в наш мир из любого пространства. Давно ходят слухи о всяких невообразимых тварях, которых видели то в одном, то в другом месте.

— Причем надо учитывать, что эти твари могут явиться из пространств с иной мерностью, чем наша, — подхватил Цыпф. — Представьте себе волка или крокодила из девятимерного пространства в условиях нашей планеты! Не можете? И не удивительно. Это то же самое, что абсолютно плоскому двухмерному существу судить о внешнем облике человека только по очертаниям его подошв. Страшно, но непонятно, а главное, нет никакой возможности защититься.

— А какое, спрашивается, дело человеку до абсолютно плоского существа? — Зяблик принялся точить меч о стену, и обильно хлынувшие из-под клинка искры на мгновение осветили его хмурое лицо. — Его ведь на зуб не возьмешь, шкуры не лишишь и в оглобли не поставишь.

— Не спорю! — воскликнул не на шутку распалившийся Цыпф. — Девятимерному существу человек абсолютно безразличен. Однако оно может уничтожить его случайно, ненароком, как человек ненароком затаптывает червей или насекомых… Но вы никак не даете мне закончить мысль, ради которой этот разговор был начат!

— А разве вы, братец мой, еще не закончили? — удивился Смыков. — Я, признаться, уже и слушать вас перестал.

— Попрошу всего одну минутку внимания! То, что я скажу сейчас, может пригодиться нам в будущем… Значит, вы считаете, — судя по интонации, он обращался к Эриксу, — что так называемые силы Кирквуда вырвались из-под контроля вследствие неведомой глобальной катастрофы?

— Допустим, — осторожно, словно опасаясь подвоха, ответил нефилим.

— А если все получилось наоборот? Сначала пошла вразнос одна из ваших знаменитых установок, черпавших энергию в процессе расщепления и сдвига пространственно-временных связей, а уж вследствие этого произошла катастрофа, вырвавшая из своих пространств и своих времен наши несчастные страны! Возможно, все мы запечатаны сейчас в одной огромной глыбе кирквудовского янтаря! Вот почему исчезли солнце и звезды, вот почему высыхают моря и реки, вот почему в недрах земли просыпаются древние неведомые существа, некогда владевшие всем этим миром!

— Лева, куда тебя несет? — простонал в темноте Зяблик. — Нам сейчас аггелов зубами рвать, а ты орешь, как слониха в течке. Силы побереги. Нянчиться с тобой больше никто не будет, учти.

Лева с трудом, как загнанная лошадь, перевел дух и пробормотал:

— Простите, я что-то действительно немного не того… На меня иногда накатывает… Эрикс, я вас ничем не обидел?

— Абсолютно ничем… — произнес тот бесцветным голосом. — Если мы в чем-то и виноваты, то давно расплатились за это. Не будем тревожить память мертвых. И не забывайте, что в конце концов мы ваши потомки. Ваши грехи, слабости и страсти наложили отпечаток и на нас…

— В общем, так! — как всегда, последнее слово досталось Смыкову. — Все раздоры пока оставим. Идем на прорыв, а это дело нешуточное. Решение принимается без голосования. Минута страха — и мы будем иметь все. Настоящее оружие, приличную одежду, человеческую пищу, табак. И запомните! Главное не это, — он чиркнул острием меча по камню, — не железо. Все равно мы железом махать как следует не умеем. Главное — нахрап и внезапность.

Чья-то рука коснулась щеки Цыпфа. Из всех тех, кого судьба загнала в эту мрачную нору, такая мягкая и прохладная ладонь могла быть у одного-единственного человека.

— Ты обижаешься на меня? — прошептала Лилечка.

— Нет, — не сказал, а выдохнул Лева.

— Нам нельзя открыто любить друг друга, пока творится весь этот ужас.

— А тайно? — Душа Левы взлетела куда-то к невидимому потолку, попорхала там немного и вернулась на место, изрядно облегченная.

— Тайно тоже нельзя. Но потом у нас еще будет время.

— А если не будет?

— А если времени уже не будет, одну минутку перед концом мы обязательно выкроим. Правда?

— У нас будет время, — как можно более твердо сказал Цыпф. — У нас будет много времени. И у наших детей тоже.

— Хотелось бы верить…

— Плохо, что стоит такая темень и я не вижу тебя.

— Хорошо, что стоит такая темень. Ведь я почти голая.

Рядом заскрипело и заскрежетало, словно парочка скелетов занялась любовью на жестяной крыше. Это члены ватаги — один за другим — стали взбираться вверх по хлипкой и ненадежной конструкции, которую лестницей мог назвать только с детства сильно обделенный жизненными впечатлениями экс-аггел Оська.