— Мыши? — задумался Эрикс. — Кошка?.. Да, наверное… Аналогия подходящая.
— Поете вы все, конечно, красиво, — Зяблик оглянулся по сторонам, словно, интересуясь мнением остальных членов ватаги, — боюсь только, как бы эти песни нас потом до танцев не довели… Сами знаете, каких…
— Вам, я вижу, до сих пор пятки жжет, — съязвил Смыков.
— Мне душу жжет, — Зяблик стукнул себя кулаком в грудь. — Думаешь, я сдрейфил? Скесом стал? Не дождешься! Я не за себя опасаюсь, а за вас. У меня на аггелов давно руки чешутся. Пора их за машинку брать. Но не голыми же руками… Про какое эффективное оружие ты только что молол? — Он перевел взгляд на Эрикса. — Про топоры ваши каменные?
— Об этом вы узнаете в свое время, — с достоинством ответил тот. — Если только сумеете благополучно преодолеть границу… Уж тут-то вам пригодится все: топоры, ножи, руки и зубы… Будьте готовы к самому худшему.
Они отмахали еще с десяток километров, но небесный невод как будто бы и не приблизился. С общего молчаливого согласия никто не расспрашивал Эрикса о его назначении — когда захочет, сам расскажет.
Характер местности вокруг ничуть не изменился, только ощутимо похолодало, да ароматы Эдема, уже ставшие привычными, как-то поразвеялись.
— Дымом, кажись, попахивает, — сказал Смыков. — Или химией какой-то.
— Незачем сопливым носом кипарис нюхать, — буркнул Зяблик.
— А это вам, братец мой, кто говорил? Все тот же сосед по нарам, кандидат философских наук? — поинтересовался Смыков ехидно.
— Сосед, но другой. Дед Силкин. Из староверов. Восемь взрослых сыновей имел. И все с ним под одной крышей жили. Но и, конечно, снох своих он трахал регулярно. На правах хозяина. Одну, правда, потом жизни лишил ненароком… По причине ее излишней похоти.
— Разве Бог позволяет сноху трахать? — засомневалась Верка. — Ведь вроде записано в Библии, что грешно возжелать жену ближнего своего.
— Верующую, ясное дело, грешно. Но у Силкина все снохи или комсомолками были, или сучками подзаборными… Таких трахай в свое удовольствие сколько душе угодно. Бог на это ложил с прибором… Эй, чертенок недоделанный! — заорал он вдруг. — Долго ты еще нас водить будешь, как бычков на веревочке?
— Не, счас придем. — У Оськи от этого окрика голова непроизвольно втянулась в плечи. — Только шуметь не надо бы. Здесь поблизости наши могут шастать… Ой, это я про аггелов хотел сказать!
От наказания за оговорку его спас Эрикс, попросивший принять немного вправо, поближе к небольшому лесочку, похожему издали на взорвавшийся, да так и застывший навсегда красочный фейерверк. Поплутав немного по его опушке, Эрикс одолжил у Цыпфа меч и тыкал им в землю до тех пор, пока клинок не звякнул о что-то твердое. В неглубоком тайнике хранилось около дюжины обсидиановых рубил, видом своим сразу напомнивших Леве о кровавой бойне на берегу речки Евфрат (она же Удача).
— А что, удобно, — сказал Смыков, наблюдая за тем, как Эрикс быстро мастерит себе новую секиру. — Оружие с собой таскать не надо. И много у вас таких арсеналов?
— Достаточно много, — ответил Эрикс. — По всему Эдему…
— Какую же это надо память иметь, чтобы все их запомнить!
— Запомнить? — Эрикс слегка нахмурился, как делал это всегда, когда что-то недопонимал. — Зачем? Я ведь здесь никогда раньше и не был…
— А как же вы, пардон, узнали об этом? — Смыков ткнул пальцем в сторону уже вновь зарытого тайника,
— Ну… Я почувствовал… Как бы лучше выразиться… Это место отмечено…
— Чем, интересно? — Чего-чего, а настырности Смыкову было не занимать.
— Образом того нефилима, который был здесь до меня… Его мыслью…
— Ну дела-а, — Смыков покачал головой. — А вы народ покруче, чем я думал… Мыслью метки ставите… А позвать сейчас кого-нибудь из своих сможете?
— Зачем? — похоже, это слово Эрикс в последнее время употреблял чаще всего. — Они все и так знают, где я нахожусь.
Тут в разговор вклинилась Верка:
— Миленький, а зачем тебе этот топорик, если ты к насилию не способен? Или ты меня тогда вокруг пальца хотел обвести своими баснями?
— Самозащита не есть насилие, — стал объяснять Эрике. — Топор в моих руках, скорее, не оружие, а символ намерений… Знак устрашения.
— Ох, боюсь, плевать хотели аггелы на твой знак… Все явственней ощущался запах огромной заброшенной свалки, на которой перемешалось черт знает что: ржавое железо, отработанный мазут, изношенные автомобильные покрышки, пронафталиненное тряпье, дохлятина с желатиновой фабрики, которой пренебрегли даже крысы, много раз горевшая, но так до конца и не уничтоженная макулатура, строительный мусор, отходы сразу нескольких разнопрофильных химических производств, негодная тара, клочья целлофана, прокисшие пищевые отходы и еще многое другое из длиннейшего списка предметов так называемой антропогенной деятельности. Даже в Отчине аналогичные благоухания уже почти повыветрились.
— Наша страна погибла, — как бы оправдываясь, сказал Эрикс. — Сейчас она представляет собой один огромный разлагающийся труп.
— Трупы, между прочим, тоже разными бывают, — поморщился Зяблик. — Одно дело, если какая-нибудь пташка Божья разлагается, а совсем другое, если хряк десятипудовый. Чем больше дерьма в утробе, тем больше вони.
— Что вы подразумеваете под дерьмом? — Похоже было, что Эрикс обиделся. — Созданные нашей цивилизацией материальные ценности? Действительно, мои современники могли удовлетворить любые свои потребности, вплоть до самых экзотических. В этом смысле наша утроба и впрямь была переполнена. А по-вашему, нам следовало бы вернуться к уровню жизни первобытных людей?