— Видишь, миленький, как все неудачно получилось, — сказала Лилечка Левке, все это время не спускавшему с нее глаз. — Надо было бы тревогу поднимать, а я, дурочка, за тобой побежала. Слава Богу, хоть живым застала…
Левка смотрел на нее и молчал. Слов у него не было.
Лилечку столкнули в бассейн и, потянув за одну из цепей, принудили взойти на сковороду. Аггелы, до этого возившиеся с костром, принялись размахивать кусками картона, раздувая огонь и одновременно отгоняя в сторону дым.
Поверхность сковороды еще не успела нагреться, и Лилечка, осторожно ступая босыми ногами, дошла до ее центра. Обе цепи сразу натянулись, заставив раскинуть в стороны руки. В правой ладони она продолжала сжимать губную гармошку.
— Больно! — скривилась девушка. — Зачем же так сильно дергать!
— Прекратите! — Левке казалось, что он кричит, а на самом деле из его горла вырвалось еле слышное сипение. — Ваша взяла! Перестаньте мучить ее, и через час оружие будет здесь.
— Как же ты собираешься его раздобыть? — неизвестно, чего в словах Ламеха было больше, — издевки или недоверия.
— Это уже мои проблемы.
— Да ты и поздороваться со своими корешками не успеешь, как они тебя на нож поставят. Что я, Зяблика не знаю? Он ссучившихся не прощает.
— Никто не знает, что я здесь. Она должна была все рассказать, да не успела, — Левка кивнул на Лилечку, уже начавшую шаркать ногами.
— Лева, не надо! — закричала она. — Я выдержу! Не связывайся с этой сволочью!
— И я такого же мнения, — спокойно кивнул Ламех. — Оружие от нас никуда не денется, а вот молодые девки на нашей сковороде давно не прыгали. Жаль такое зрелище упускать.
— Может, я лучше под музыку попрыгаю? — внезапно предложила Лилечка. — И мне легче, и вам веселее.
— Почему бы и нет, — ухмыльнулся Ламех. — А ты девица рисковая. Не ожидал даже.
Лева завопил что-то покаянное, но ему зажали рот да еще дали хорошенького тычка по печени. Одна из цепей ослабла ровно настолько, чтобы Лилечка смогла поднести гармошку ко рту.
— Русская народная песня «Барыня», — объявила она таким тоном, словно стояла не на адской сковороде, а на сцене какого-нибудь клуба. — Кстати, плясовая.
Начала она так лихо и задорно, что спустя полминуты некоторые аггелы уже притоптывали в такт музыке. Можно было подумать, что Лилечка дует не в обыкновенную губную гармошку, а в сказочную дудку, заставляющую всех присутствующих помимо воли пускаться в пляс. То ли девушка действительно в совершенстве овладела этим простеньким инструментом, то ли жар сковороды, уже начавший кусать ее за пятки, не позволял играть кое-как.
— Лихая у тебя бикса, — покосившись на Левку, с одобрением сказал Ламех. — Вот только «Барыню» на пару положено плясать. Не желаешь ли присоединиться?
Лапа, зажимавшая Левкин рот, на секунду убралась, что позволило ему произвести в сторону Ламеха прицельный плевок.
— Считаю твою наглую выходку знаком согласия. Посмотрим, кто из вас лучший танцор… — Ламех хотел сказать еще что-то, но, глянув в сторону бассейна, онемел.
У Лилечки, оказывается, уже и так объявился партнер. Был он темен лицом и шкурой, слеп, страшен обликом, но именно поэтому очень подходил к этой сковороде — адское исчадие на адской посудине.
Лилечку варнак успел подхватить под мышку, а сам стоял на горячем железе так же спокойно, словно был обут в асбестовые галоши. Захватив свободной лапой сразу обе цепи, он потянул их на себя и легко сбросил упиравшихся аггелов в бассейн.
— Стреляйте! Чего хавало раскрыли, порчаки позорные! — едва только ситуация выходила из-под контроля, Ламех сразу переходил на привычный ему язык.
Со всех сторон загрохотали пистолеты, но стрелять было уже не в кого. Пули клевали пустую сковороду. Задетый рикошетом, истошно взвыл один из свалившихся в бассейн аггелов. В клубах дыма плясали жирные черные хлопья.
В начавшейся суматохе о Левке как-то забыли. Не совсем, конечно, — пять или шесть аггелов по-прежнему не спускали с него глаз, но испытание на сковородке было отложено.
Ламех, хватанувший целую горсть бдолаха, как бешеный метался по дворику виллы и вымещал свою ярость на подчиненных. Тому из аггелов, который посмел заметить, что попасть из пистолета в варнака еще никому не удавалось, он едва шею не свернул. Успокоить Ламеха смогла только появившаяся на шум Соня-Цилла.
— Ну что тут такого страшного случилось? — рассуждала она. — Верно, смылась девчонка, так ведь мы за ней специально и не охотились. Тебе не об этом надо думать. Тебе надо думать, как Смыка и Зяблика пришить да их оружием завладеть.
— Не пофартит нам, если варнаки с ними заодно, — возразил Ламех. — И когда только они, суки, спеться успели…
— Не иначе как варнаков против нас тот самый Дон Бутадеус подстрекает. Вот уж кого надо было бы к ногтю взять, — лексикончик у Левкиной сестрицы был под стать какой-нибудь бандырше.
— Эх… — Ламех в сердцах махнул рукой. — Мне он давно как кость поперек горла…
— А с этим ты что решил? — Соня-Цилла Левку уже и по имени не называла.
— Сам пока не знаю… — Ламех в задумчивости потер то место на щеке, куда угодил Левкин плевок. — На сковороду поставить? Так варнаки уволокут. Пристрелить? Так ведь еще пригодиться может… Пусть пока в подвале посидит, а там видно будет.
На том и порешили. Левку сволокли в подвал, где под потолком имелось одно-единственное окошечко, решетка которого послужила для крепления цепей. Обувь ему, естественно, не вернули, хорошо хоть верхнюю одежду оставили.